Восемь лет назад 13 февраля ушел из жизни Народный артист России Георгий Мартынюк. Тот самый Пал Палыч Знаменский из советского телесериала «Следствие ведут знатоки». За годы, пока шел этот сериал его герой из майора дослужился до полковника. Знаменский, майор Томин (Леонид Каневский) и эксперт Кибрит (Эльза Леждей) стали по-настоящему народными героями.
Мы встретились с Георгием Яковлевичем в 2002 году в театре на Малой Бронной, где он проработал более 50 лет. Мартынюк, как всегда подтянутый, спортивный, улыбчивый, обязательно с сигаретой. Правда, чувствовалась какая-та грусть в его глазах. И как только мы начали разговаривать, я понял почему. Его герой Знаменский, хотя и прославил артиста на всю страну, но и совершил с ним злую шутку.
— Честно вам скажу: я не видел целиком ни одной серии «Знатоков», — признался тогда Георгий Яковлевич. – Понимаете, мне трудно. Многое не нравится, многое я бы переделал. Так уж сложилось, что эта далеко не самая любимая роль, стала моей знаковой. Немного обидно. Я ведь больше характерный артист, мне близка комедия, а Пал Палыч положительный такой. Я столько раз хотел в следующих сериях как-то очеловечить своего Знаменского, сделать его живее. А потом приходил на съемки, надевал мундир и снова чувствовал себя каким-то деревянным. Ведь роль-то моя сводилась в основном, к допросам. И я уже становился пленником своего образа… Хотя этот сериал – часть моей жизни, и я отношусь к нему с уважением. Он дал нам то, чего дай Бог каждому артисту – любовь народа. В те годы, когда он шел на экранах, мы много ездили по стране с концертами и нас везде принимали как родных.
— Насколько я понимаю, поначалу вы и не догадывались, что сериал займет, аж двадцать лет вашей жизни?
— Да, когда начинали, мы не знали, что будет столько серий. Вначале было написано всего лишь два сценария. Режиссер Бровкин, который перешел к тому времени из нашего театра на Малой Бронной на телевидение, нашел этот материал. Вот и решил снять сначала просто телеспектакль на базе нашего театра. Но с первых серий успех оказался бешенным. Зрители завалили ТВ с просьбами о продолжении. Потом уже снимали «Знатоков» как кинофильм, в котором за эти двадцать лет снялись практически все именитые артисты того времени.
— Наверняка, вы были особенно любимы правоохранительными органами. Пользовались этим?
— За годы, что снимался сериал, у нас сменилось много министров внутренних дел, и каждый считал своим долгом наградить нас почетными грамотами и премиями МВД. Конечно, работники милиции тепло относились к нам. Хотя, порой, и с иронией. Ведь все, что происходило на экране, было далеко от жизни, приглажено как-то. Цель такая была у МВД – показать милицию будущего что ли. Да, мой Знаменский помогал мне в решении бытовых проблем. Ведь в те годы был сплошной дефицит. Вот и удавалось достать что-то редкое, благодаря моему Пал Палычу. А еще выбивал квартиры, хлопотали с Леней Каневским об установках домашних телефонов нашим актерам, выручал друзей из беды, например, с ГАИ разбирался. Всякое бывало.
— Но «штамп» Знаменского вам помешал в кинокарьере?
— Конечно! Я этого нахлебался вдоволь! В кино на мне «поставили крест» и смотрели только как на Знаменского. Поэтому, как только меня приглашали куда-нибудь сниматься, я соглашался порой, даже не читая сценария. Хотелось мне вылезти из мундира моего Пал Палыча. Но в театре я играл разные роли. И даже преступников.
— Кстати, о театре, знаю, вы славитесь тем, что любите разыгрывать коллег на сцене…
— Это я всегда любил! Например, шел у нас спектакль «Трибунал». Лева Дуров играл старичка, которого фашисты назначали в деревне старостой. И согласился он по заданию партизан. И вот играют сцену, когда супруга этого старичка стыдит «предателя», мол, «сволочь ты, продал Советскую власть!» И Дуров начинает бегать с криком: «Где же твоя Советская власть?» Заглядывает под кровать, в шкаф, под лавку, как бы ищет. И вот, когда он открывает сундук, там большой плакат с надписью: «Вот она – Советская власть!» Конечно, это я сделал… Сцену он доиграл, еле сдерживая смех, но мне потом от него досталось.
— Вы же еще эпиграммы пишите на коллег?
— Да, но все они с матерком, поэтому не печатные.
— А на себя писали когда-нибудь?
— Да. Ну, могу прочитать самое более-менее приличное:
Я грубости в стихах не выношу,
Мне по сердцу стих колючий, жесткий.
И обо всем я с нежностью пишу,
Я где-то больше Блок, чем Маяковский.
Но, если на свою родную тему
Стихи я начинаю вдруг писать,
Вы скажите, прочтя мою поэму:
«Какой там, нахрен, Блок?! Едрена мать!»
